В Государственном архиве Тульской области хранятся материалы Крапивенской уездной полиции. Читать их всегда интересно: на  фоне расследования того или иного уголовного дела авторы документов приводят случаи из крестьянского быта, дают характеристики подозреваемым или потерпевшим.

Таким образом, исследователь может сделать объективные выводы о жизни крестьян  Крапивенского уезда 120-140 лет тому назад. Сейчас, когда интерес к историческому прошлому родного края заметно вырос, такие факты вызывают у наших читателей постоянный интерес.

Основную  массу  правонарушений  в то время  составляли кражи и мошенничества.

На память приходит фрагмент из частной переписки императрицы Екатерины Второй, которая в 1775 году написала в письме во Францию: «меня здесь обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак, и показывает, что есть что воровать» (цитата по  В.О. Ключевскому).

Два рассказа о жизни Крапивенского уезда в конце ХIХ – начале ХХ века подготовил наш внештатный автор Константин Майоров. Основаны они на анализе официальной переписки между полицейскими чинами и иллюстрируют отдельные стороны крестьянской жизни.

Итак, сентябрь 1896  года, место действия – Крапивенский уезд.

 

Беглый из Голощапово

В сентябре 1896 года крапивенский уездный исправник (начальник уездной полиции) своим рапортом докладывал тульскому губернатору Владимиру Карловичу Шлиппе о задержании беглого ссыльного из Сибири.

В 1895 году крапивенский уездный исправник был информирован о  бегстве из Сибири ссыльного поселенца Ксенофонта Тюрина с поручением – принять меры к его розыску и возвращению в место ссылки.

Ссылка в Сибирь в ХIХ веке  была формой  тяжёлого  уголовного наказания, считалось, что туда ссылали людей, которые наносили вред обществу.

Для приговорённого  к ссылке на поселение это означало оставить семью, дом, изменить  образ жизни. Однако известны многочисленные случаи, когда ссыльнопоселенцами становили каторжане, отбывшие до конца положенный срок.

В Сибирь по приговору суда ссылались крестьяне, совершившие кражу, разбой, неоднократно нарушившие общественный порядок. Словом, те, кого было необходимо изолировать от общества. Причём, ссылка считалась более тяжёлым наказанием, нежели заключение в тюремный замок или осуждение на каторжные работы – ведь ссылка, как правило, была бессрочной. Остальные наказания регламентировались определённым сроком.

Да и самое путешествие  к месту ссылки – Восточная Сибирь – было тяжёлым испытанием, которое не всякому было по силам. Изгнанникам приходилось переносить экстремальные погодные условия, труднопроходимую местность и постоянную угрозу со стороны местного населения, явно недовольного наличием ссыльнопоселенцев.

В ссылку отправлялись здоровые мужчины не старше 45 лет, обладающие навыками земледелия. При этом ссыльнопоселенцы имели ограниченную свободу, и им было трудно наладить новую жизнь в суровой и незнакомой обстановке.

Ведь как  ни обильны земли в Сибири, а поселенцу чаще всего отводили худшую землю  и подальше от деревни. Чтобы прокормиться, многие из поселенцев вынуждены были идти в батраки к старожилам.  Но им платили мало, а зачастую и недобросовестно.

Однако в плане государственной политики сибирская ссылка имела положительные последствия. Ссыльные, отправленные в Сибирь, часто были квалифицированными рабочими или крестьянами, и их предприимчивость  иногда способствовало развитию местной экономики. Известно, что кое-кто из них стал успешным торговцем, земледельцем или ремесленником.

Но, вероятно, это не касалось упомянутого выше Ксенофонта Тюрина из села Голощапово.

О том, каким невыносимым наказанием была сибирская ссылка, говорит тот факт, что  во второй половине ХIХ века  новое законодательство рекомендовало  приговаривать правонарушителей к тюремному заключению. Массовое использование тюрем стало значительным улучшением по сравнению с сибирской ссылкой, поскольку обеспечивало более гуманные условия жизни и позволяло перевоспитывать заключённых.

Мы не знаем, за какую провинность был сослан крестьянин Ксенофонт  Тюрин. Вероятно, за серьёзное преступление, ведь  возвращение его к месту ссылки находилось под контролем губернских властей.

Путь из Восточной Сибири  в центральную часть России  занимал почти год. Преодолеть 5 тысяч вёрст  беглому ссыльному без документов и денег было совсем непросто. Однако, как следует из рапорта полицейского чиновника, в августе 1896 года человека, похожего на беглого Тюрина, видели вблизи села Голощапово.

Но вернёмся к рапорту полицейского исправника.

«Имею честь донести, что бежавший из Сибири ссыльно-поселенец Ксенофонт Родионов Тюрин был задержан 21 августа сего года в селе Голощапово, вверенного мне уезда, благодаря исключительно энергичной распорядительности и смелости Голощаповского волостного старшины Ефима Белова и сотского той же волости Кошомакова», – сообщает  губернатору начальник уездной полиции.

Разумеется, появление беглого ссыльного не осталось незамеченным в селе. О прибытии Ксенофонта Тюрина сообщили волостному старшине.

На эту должность крестьяне избирали авторитетного человека, как правило, не бедного и знающего грамоту.

Волостной старшина руководил волостным правлением, состоявшим из старост сёл и деревень, сельских старост, сборщиков налогов, заседателей правления.

Село  Голощапово было центром одноимённой волости. Здесь работало волостное правление и  церковно-приходская школа,  и в начале ХХ века проживало более 1300 мужчин и женщин в 190 крестьянских дворах.

Сотский староста или сотский, о котором пишет крапивенский исправник, был низшим  чином полиции на селе. Свои обязанности он исполнял, как правило, безвозмездно, в порядке общинной повинности. Крестьяне выбирали его ежегодно на сельских сходах по одному от 200-220 дворов. Но крестьянской общине было разрешено нанимать сотских из благонадёжных отставных солдат или полицейских. Оплата их труда в этом случае происходила за  счёт общественных средств и составляла не более 40 рублей в год.

Сотский был помощником урядника и помогал в охране общественного порядка.

Так что волостной старшина Ефим Белов, узнав, что в селе появился беглый ссыльнопоселенец, сразу обратился за помощью к сотскому Кошомакову.

Вдвоём они решили задержать беглеца. Узнав, что Тюрин появился накануне ночью в селе Голощапово и укрылся в сарае своего брата, они взяли с собою несколько человек понятых и пришли в  сарай, где Тюрин был найден спрятавшимся в сене.

О задержании беглого преступника крапивенский исправник сообщает следующее: «Несмотря на то, что Тюрин был вооружён складным ножом и ременным – с металлическою гирею – кистенём, которым он легко мог нанести смертельный удар, старшина Белов и сотский Кошомаков, не теряя присутствия духа, предъявили настойчивые требования к Тюрину, чтобы он не сопротивлялся, и Тюрин без сопротивления вышел и был тотчас же арестован и препровождён с местным урядником Болдыревым ко мне».

Руководитель крапивенской полиции в рапорте сообщает о мужественном поступке двоих активных жителей – волостного старшины и сотского, которые не побоялись вооружённого преступника и задержали его, не дожидаясь полицейского урядника.

Там же он ходатайствует о награждении их за исполнение гражданского долга, но, увы, нам неизвестно, удовлетворил ли это ходатайство тульский губернатор Шлиппе.

А беглый Ксенофонт Родионов Тюрин до возращения к месту ссылки в Восточную Сибирь находился в «крапивенском тюремном замке». И после отправки по этапу следы его теряются.